Космос и Человечество

«Родина»: — Алексей Архипович! Мы предполагаем в нашем разговоре два направления.Одно — космонавтика как таковая, соотношение её с Землей, со всемирнойцивилизацией. И другое — Ваши личные чувства, сорок пять лет назад, впер­вые в открытом космосе, и теперь, когда космос то ли приближен к нашемуповседневью, то ли убран из него. С чего начнём? А. Леонов: —С чего угодно. —Тогда — с личного? Сорок пять лет прошло. В 1965-м весь мир следил за Вашим первым в истории человечества выходом в открытый космос. Вспоминаете тот момент? С какими чувствами? — Вспоминаю фразу, которую сказал Ильич Северин: Леонов, мол, делал все не так, как надо. Растерялся, мол. Я люблю этого человека, он разработал и скафандр, и шлюз, но он по психологии — красный директор, а красный директор в советское время знал одно: советская продукция не отказывает, а отказывают тогда лётчики. Так я скажу: это ОНИ растерялись, не сделали вовремя материала, который бы не деформировался, ОНИ не изобрели барокамеры, в которой можно было бы проверить ткань на деформирование. И же учли потом мой опыт, пошли на создание скафандра с жёсткой кирасой. Почему? Потому, что я им сказал: не годится тот скафандр, в котором я полетел. Работать в нём нельзя! Находиться какое-то время можно, но не работать! Конечно, ОНИ — это мы, у которых в то время всего этого не было. Перед стартом Сергей Павлович Королёв мне сказал: «Имей в ввиду: там никто никогда не был, никаких инструкций нет, обо всём докладывай, что там с тобой будет происходить. Не торопись, пожалуйста. Попутного тебе солнечного ветра!» ПОПУТНОГО ВЕТРА! - Солнечный ветер это хорошо, но щерить скафандр было негде, высота в барокамере максимум 60 километ­ров. А я был заброшен на высоту 495 километров. Давление там... (Берёт бумажку, пишет уравнение, показыва­ет) 760 х 10 в минус 9 степени. На Зем­ле такое давление создать невозможно. Поэтому в космосе всё происходило не­предусмотренно. - Как конкретно? - Я покинул корабль и начал рабо­тать. Прошло минут десять, и тут я по­чувствовал, что у меня пальцы вышли из перчаток. И ноги вышли из сапог. Про­изошла деформация ткани... - Скафандр раздуло? - Грубо говоря, да. Он изменил свою форму, и я оказался внутри. - Внутри этого пузыря? — Перед входом в шлюз я должен был собрать фал в бухту и прикрепитьеё с боку на пояс. Операция сложная для выполнения в раздутых перчатках.На фале через каждые сорок сантимет­ров кольца, которые я должен надевать на замок-защёлку. Перчатки на сжатие требуют усилия в 25 килограммов, разатри сжать руку — это ещё по силам, но работать всё время... сложно. Ну, на­до возвращаться в корабль. Пошёл я в шлюзовую камеру ногами вперёд, с од­ной свободной рукой, другой кинокаме­ру держу. А скафандр раздут, согнутьсяя не могу. — Что делать? — Я принимаю решение сбросить давление наполовину. Чтобы убрать жёсткость скафандра. — А Земля? —А Земле-то я и не докладываю. Ну, сбрасываю давление, а при этом что мо­жет произойти? Закипание азота в крови. Тогда крышка! Глаза проваливаются! Но у меня выбора нет. И я молча всё это про­делываю. Сбросив давление, меняю пози­цию: иду в люк не ногами вперёд, а про­совываю руки в люк, хватаюсь за леера и протаскиваю себя внутрь шлюза. Но надо же ещё и крышку люка за собой закрыть! И всё равно развернуться ногами вперёд, чтобы в корабль идти, а развернуться там особенно негде, в шлюзовой-то камере — там пульт в двадцати сантиметрах над го­ловой. Это и был самый тяжёлый момент.Но вот шлюз закрыли... —Кто закрыл? —Как кто? Павел Иванович Беляев, который ждал меня в корабле! А у меня ещё же и фал в бухте на боку, да надо следить, чтобы он не попал под крышку люка. Пот выедает глаза, и я, даже не от­крыв ещё переходного люка, открываю гермошлем и начинаю протирать глаза. В общем, за сутки я 6 килограммов сбросил. За счёт пота. На этом эпизод в космосезакончился. А продолжился на Земле… «АЛЁША ПРАВ» — Что же в это время делали на Земле? — Точили ножи. Почему ничего не докладывал? И на разборе полётовменя так начали чехвостить, что мало не показалось. Почему нарушил? Я им говорю: послушайте меня. У меня ос­тавалось пять минут до входа в тень. И жизни в скафандре — на тридцать минут. И если бы я вам доложил, что у меня проблемы, что я не могу войти в корабль, — что вы стали бы делать? Вы бы стали немедленно формировать ко­миссию. И формировали бы её минут двадцать. А дальше что? А дальше вы бы меня начали расспрашивать, и рас­спрашивали бы минут тридцать. Ну, от­бросим эти тридцать минут, но что бы вы мне посоветовали? Вы бы мне посо­ветовали сбросить в скафандре давле­ние. Ибо это был единственный путь. Так я это и сам сделал. Без шума. Тут Сергей Павлович Королёв гово­рит: «Алёша прав». И разбор полёта за­кончился... СДАЧА ПОЗИЦИЙ — Как меняется сегодня отношение к космонавтике. Каково сегодня место еёи роль в жизни людей. Какие государс­тва приобретают вес в этой сфере, ка­кие теряют? На сегодняшний день мы свои по­зиции сдали. Сами! Это очевидно. Есливзять ситуацию 20 лет назад, то мы тогда достаточно хорошо себя чувствовали, в том числе и в сфере опытно-конструк­торских разработок — ОКР. А в 1988 году нам окаэровские задания в Центре подготовки сняли с программы. Сверху сняли. Полностью! Ни копейки! Ну и как развиваться, если в корне всё это задав­лено?! Разумеется, кто хочет, тот может работать и дальше по своей воле, но это уже будет незаконно. А как внедрять на­работанное? Когда за что-то заплатили, то оно и внедряется хорошо, и иначе всёотходит на уровень народных умельцев. Если госзаказ, так оно и записывается, и идёт в отчётность: кому передали, где применили. А если нигде не применили, то кого-то надо за это наказывать! КОСМИЧЕСКАЯ ТРАССА: МОСКВА — СОЧИ — Но всё-таки: зачем? Или, как раньше говаривали: кому это выгодно? Когда Центр расформировали, то передали в РКА ещё и всю его базу. А базу эту мы создавали с 1960 года, она уникальна. Таких организаций в мире не было. Такие базы сейчас создают в Европе, в Японии — по нашему ти­пу. А мы это своё взяли и порезали! Ябыл лично у Председателя Правитель­ства вместе с Валей Терешковой, когда вопрос о передаче Центра ещё только обсуждался. Фрадков сказал: «Это же глупость, кто же может на это пойти!» И послал нас... к начальнику Генераль­ного штаба Балуевскому. Я генералу с чертежами и схемами в руках расска­зывал о каждом нашем самолёте: зачем он нужен, сколько он стоит, где этот самолёт заказывали! И что его сейчас уже невозможно заказать! И использо­вать эти уникальные и невосполнимые самолёты для того, чтобы летать на нихв Сочи — это преступление! И что сказал Балуевский? То же, что и Фрадков: «Это же глу­пость!» Однако в прошлом году так и произошло. Как? Рассказать подробности? Мы и наши последователи в Центре подготовки космонавтов выстроили личный состав и попрощались со знаменем... О НАС —НИ СЛОВА! — Берём другой сюжет. ТМК. Тренажерно-моделирующий комплекс. Обошёлся он нам в своё время в один миллиард семьсот миллионов долларов. Правда, доллар тогда стоил 60 копеек. — Всё равно внушительная сумма... — Так этот ТМК работает до сих пор пор! Ни у кого такого нету! Эти наши тренажёры лучше, чем у американцев, лучше, чем у японцев! Эти ребята у нас тренируются! Все тренажные сессии расписаны. Как началось по программе «Союз» — «Аполло», так и продолжается. Теперь Европа к этим программам подключилась. Вот сейчас по ТВ часто показывают космодром Куру во французской Гвиане. Уникальный комплекс. А ведь они использовали наш опыт. Сейчас там создали пусковую площадку для ракеты «Союз». — Кто? Французы? — Европейское космическое агентство. Каждый день трубят о достижениях этого агентства, а о нас — ни слова. Мы туда не идём. Чтобы туда идти, платить надо. ПРИВЕТ ОТ АЛЁШКИ СТАФФОРДА — Скажите, Алексей Архипович, как, с Вашей точки зрения, изменились за последние десятилетия отношения ведущих космических держав — и в смысле соотношения сил, и в смысле контактов? — Между специалистами отношения — образцовые. Налажены со времён «Аполло» и «Союза». Том Стаффорд дважды в год прилетает, мы встречаемся, я к нему летаю; как-то подсчитал: с 1972 года 66 раз был в Америке, столько же и Том у нас. Он сейчас на месте Альберта Гора, помните, была такая комиссия Гор — Черномырдин? Гор ушёл, а Том остался. — Черномырдин тоже ушёл... — А Том — работает! Бесплатно!Ему в этом году будет 80! Ему в моём доме всегда готова комната, точно так же, как в его доме в Америке есть комната, на двери которой написано: «А. Леонов». Моя резиденция. (Смеётся.) Очень трогательные отношения. Они подчёркнуты тем, что четыре года тому назад Том взял на воспитание двух мальчиков из Щёлковского детского дома. Сейчас один из них, Майкл Стаффорд, уже летает, другой, Стае Стаффорд, ещё нет, он школьник. Том сказал: «Я хочу, чтобы в моей семье была русская линия». Позавчера позвонил, говорит: внук объявил, что хочет быть лётчиком. Так Том забрал этого внука к себе. Его назвали Алексеем. Алёшка Стаффорд — звучит? — Ну, это американцы. А с европейцами у Вас какие отношения? — Очень хорошие отношения с австрийскoй, с французской группой. И особенно с космонавтами из бывших соцстран. Они продолжают приезжать и на общие мероприятия. Недавно было заседание оргкомитета, его проводил Владимир Владимирович Путин, договорились провести в 2011 году в Москве международный конгресс ассоциаций участников космических полётов. Приедут все астронавты и космонавты со всех стран мира. -Восток будет представлен? - А как же! Недавно у нас были китайцы с интересными докладами. А в этом году всемирный конгресс астронавтов-космонавтов состоится в Малайзии. Схема оплаты: принимающая сторона оплачивает пребывание, дорога — за счет гостей. -А сколько раз конгрессы уже собирались? - Двадцать пять раз. И это свидетельствует о том, что появилось новое братство людей — братство тех, кому удалось побывать в космосе. И это уже другая психология, другое нравственное ощущение. Граждане Земли! И помимо всяких границ — забота о Земле, об общем доме. В этом доме должен быть порядок. Взаимопонимание между людьми. Объединение усилий, чтобы на Земле было хорошо. СТО ТРИ И ЧЕТЫРЕСТА ПЯТЬ - Сколько людей побывало в космосе? – Четыреста три... (Пауза, вспоминает) или четыреста пять. - А наших? (Без паузы, мгновенно): Наших — сто три человека. -Думалось, что наших больше... - Так ведь они летали десять лет на «шаттлах», и каждый полёт — это экипаж семь человек. А мы летаем по два, три человека. Они летают по десять дней в пуск, а мы — по полгода! - Понятно. Отсюда и статистика персоналий. Стратегии разные. А какова стратегия на будущее? КУДА ПОЛЕТИМ? - Исходим из того, что есть надёжнейшая транспортная система, — это наш «Союз». Идёт разработка нового возвращаемого аппарата, и «Энергия» над ним работает. Это будет транспортный корабль, который можно задействовать не только на околоземных орбитах, но и при полёте на Луну. - А подальше от Земли? - Он-то может и подальше, но... надо ли нам так далеко? - Нам? Или нашим коллегам по ново­му братству? Обама ведь не дремлет... - Обама только что подписал про­грамму американских космических исследований, она напрочь исключает полёты к Луне и к Марсу. И у нас не бу­дет никаких работ, связанных с Луной и с Марсом. - Денег нет? - Нет. - И у американцев нет? - Смысла нет. Деньги надо вклады­вать в то, что имеет смысл. - А что имеет смысл? — Надо доводить ракетоноситель «Ангара», который будет лучше «Про­тона». Надо строить новый космодром «Восточный» на Дальнем Востоке. - А деньги всё-таки нужны? - Нужны... на Олимпиаду. На лыжах кататься... — Да, на лыжах до Марса не до­берёшься. Но вернёмся на грешную Зем­лю. Сколько мы уже вокруг неё летаем! И опять туда же? ЗАЧЕМ ПОЛЕТИМ? — Всё, что нам надо сейчас знать про Марс, мы знаем. И про Луну знаем. — А про Землю? — А то, что мы намерены извлечь из Земли, из космоса видно по-дру­гому, чем из-под родных осин. Крис­таллы, которые необходимы сегодня, можно вырастить только ТАМ, на ор­бите, в условиях полной невесомос­ти. Некоторые медицинские препара­ты — только в чистой невесомости. Наноматериалы — тоже только там! Да что говорить: мы картографирова­ние нашей страны ещё не завершили!Канадцы вложили миллиард восемьсот миллионов в космические программы, а прибыль получили — три миллиар­да семьсот миллионов. В чём дело? В Канаде две трети территории — это Север, где никто не был и мало кто что знает, и одно только картографиро­вание уже дало вот такой громадный экономический эффект. А у нас Си­бирь вся такая! Вот мы сейчас нефть качаем — это ведь полностью разра­ботка-то наша, ибо имеем методику: как найти нефть ОТТУДА. Определитьпо «талосоидам», что вот в такой точке есть нефть! Шевченковское месторож­дение — из космоса нашли! Мы умеем определять из космоса по косвенным признакам всю таблицу Менделеева. Дальше. Рыболовство. Пропала сельдь. Считали, что её выловили. Потом находим: она ушла в Индийский океан. У нас сейчас нет океанического флота, чтобы ис­пользовать наши методики. В ближай­шие десять лет ни на какую Луну и ни на какой Марс не полетим. И никто не полетит, хотя, возможно Китай начнёт разработку лунной программы. - А что же будет? А будет то, что у Артура Кларка в «Одиссее 2001 года» предложено: вот тебе международная гостиница торовой конструкции, нормальные условия жизни, а рядом — объекты типа «Хаббла», кото­рые летают и не подвергаются никакому возмущению; мы туда из гостиницы подаёмся, забираем материалы, ремонтиру­ем, что нужно, закладываем задание — и обратно в гостиницу. Принцип такой: от­делить зону, возмущённую человеческим бытом, от тончайшей чистой зоны, где работают аппараты в идеальных для такой работы условиях. Подлетел туда... не на ракете, а на «мотоцикле», взял результа­ты, наладил дальнейшее — и обратно в орбитальную «гостиницу». Я уже не гово­рю о «пришельцах»... ОПРИШЕЛЬЦАХ — Это о каких — которые с тарелок, с синими носами? — С чёрными носами. Астероиды. Летят! Мы уже научились определять, куда летят. И умеем прогнозировать траектории. А если такой врежется? Как уберечься? Если бы Тунгусский метеорит упал на Лондон или на Москву, что бы было? Так сегодня для человечества это важнее, чем Марс, защитить Земной шар от этих непрошенных гостей. — И как защитить? — Рассчитать траекторию, прицелиться и выпустить заряд определён­ной мощности — раздробить каменно­го гостя. А ещё лучше — изменить ему траекторию, что, конечно, труднее. Длярешения такой глобальной задачи нужны усилия всего человечества, и задача эта — навечно. — Закончим и мы нашу беседу, Алек­сей Архипович, на этой финальной но­те. Поздравим Вас с юбилеем этого про­нзительного и героического события в Вашей жизни и в жизни вышедшего в космос человечества. И пожелаем свер­шения тех планов, о которых Вы нам рассказали. Пусть всё это счастливо совершится в Вашей жизни. И в жизни человечества. Спасибо вам! Беседу записал обозреватель «Родины» Лев АННИНСКИЙ Журнал «Родина» №3\2010 _{(Публикация с сокращениями)}